Передача : Своими глазами
Ведущие : Матвей Ганапольский
Гости : Андрей Звягинцев, Константин Лавроненко

МАТВЕЙ ГАНАПОЛЬСКИЙ: Продолжается эфир "Эха Москвы". У микрофона Матвей Ганапольский. Сейчас программа "Своими глазами". Вы знаете, что программа "Своими глазами" – это свидетельства очевидцев, которые наблюдали что-то совершенно невероятное, но особенно приятно видеть очевидцев, один из которых был лауреатом и получил статуэтку Каннского фестиваля, а другой вот сейчас ее получил. В общем, два лауреата в нас здесь сидят.

АНДРЕЙ ЗВЯГИНЦЕВ: Поправочку хочу сделать. Статуэтку не Каннского фестиваля, а Венецианского.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Ой, простите, Венецианского.

А. ЗВЯГИНЦЕВ: И не статуэтка, а лев. Ну, ничего, это бывает.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Лев. Это статуэтка?

А. ЗВЯГИНЦЕВ: Это не статуэтка. Ну, можно так сказать.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: А как выглядит?

А. ЗВЯГИНЦЕВ: Хорошо. А что такое статуэтка? Ну, в общем, это фигурка льва…

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Статуэтка.

А. ЗВЯГИНЦЕВ: Да, наверное. Но все-таки это не Каннский фестиваль, а Венецианский. Просто очень многие ошибаются.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Значит. Андрей Звягинцев. Вот сейчас именно голос его Вы слышали. Добрый день, Андрей, приветствую Вас.

А. ЗВЯГИНЦЕВ: Добрый день.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Известный кинорежиссер. В данном случае фильм выставлялся "Изгнание". Был участником конкурсной программы. И Константин Лавроненко. Теперь я уже знаю, Костя, как правильно произносить Вашу Фамилию. Мы с Вами вот разговаривали не далее…

КОНСТАНТИН ЛАВРОНЕНКО: Добрый день.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Как в понедельник в дневном "Развороте". Актер, обладатель приза за лучшую мужскую роль. И тема у нас сегодня "Каннский фестиваль". Я напоминаю, что во второй части Вы сможете задать вопросы нашим гостям. А сейчас присылайте Ваши сообщения на SMS службу. 7 985 970-45-45. Я вот с чего хочу начать. Знаете, я посмотрел всякие гламурные журналы, которые посвящены Каннскому фестивалю, это, конечно, впечатляет. Там дорожка, эти все дядьки с красивыми тетками, хорошо одетыми. Такая, знаете, лоснящаяся кожа у иностранцами, все, как сказала мне жена, очень правильное слово. Она сказала: а они ухоженные. Да, там видно, что народ так в общем о себе заботится. И в моем представлении это обязательная какая-то остановка и тебя фотографируют, а потом ты идешь дальше и чего-то такие какие-то приятные слова. И потом вот мы тут спорили. Все сидят одинаково? Или сидят по-разному в этом зале? В общем, хотелось бы побывать на Каннском фестивале. Вот давайте, Андрей и Константин, расскажите, что это такое, и как это делается. Андрей, давайте.

А. ЗВЯГИНЦЕВ: Как это делается. Поскольку мы с Костей были в Венеции, нам есть с чем сравнить. И сравнение такое. Я сначала опешил и вообще почувствовал неприятие того регламента, тех обязательств, которые накладывают буквально на всех, т.е. фотограф, который ступает на красную дорожку, не имеет права прийти туда не в смокинге. Если он пришел туда без бабочки, его не пустят туда.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Фотограф?

А. ЗВЯГИНЦЕВ: Фотограф. Там все люди, кто причастны к происходящему, к этой акции, они все просто обречены на то, чтобы непременно присутствовать там в смокинге.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Это и в Венеции и в Каннах.

А. ЗВЯГИНЦЕВ: Нет, нет. Я сейчас говорю именно о Каннах. Венеция – это совершенно другое. Это совершенно другое. Там другая атмосфера царит.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Хорошо. Канны. Канны, с этого…

А. ЗВЯГИНЦЕВ: Канны. Вот этот протокол, который необходимо соблюдать, меня лично сначала напугал в том смысле, что ну как-то все очень софистикэйт, очень все чопорно и очень все обязательно, и регламентировано через чур. Но с удивлением я вдруг поймал себя на том, в тот момент, когда мы уже шли по дорожке, и там даже регламент в том, кто идет с кем с какой стороны. Ну, почти до этих деталей.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Подождите, это надо пояснить. Это я не понимаю. Как понять, кто идет с кем?

А. ЗВЯГИНЦЕВ: Вот наша группа, большая группа, там были продюсер и много друзей, которые сопровождали, и людей, которые снимали кино, оператор-постановщик, художник-постановщик, там было много людей. Но строго было сказано, что впереди должны идти, на приличном расстоянии от остальной части группы три персонажа, вот актриса, актер и режиссер. Вот это было сказано строго настрого. И все это с улыбкой "ноу, ноу, ноу. Только так, только так. Ну, как же? Извините, только так". И значит, вот до этого момента, до момента, пока мы прошли по этой лестнице, у меня было ощущение какого-то дискомфорта от того, как же это все не по-человечески. Понимаете, да, с этими гламурными лицами, все с гламурными лицами…

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Ухоженными.

А. ЗВЯГИНЦЕВ: Ухоженными лицами, да, и т.д. Мы видите ли. мы из другой страны, мы не с ухоженными лицами. Но как-то так…

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Нет, Вы с ухоженным лицом. А вот несчастный Лавроненко, я бы так сказал. что…

А. ЗВЯГИНЦЕВ: Как? По-моему Константин…

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Солнечный луч не коснулся его лица.

К. ЛАВРОНЕНКО: Уже вторые сутки неухоженное лицо.

А. ЗВЯГИНЦЕВ: Вторые сутки. Просто измучили Ваши братья.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Нечего получать главные призы. Тогда бы сидел…

К. ЛАВРОНЕНКО: Нечего привозить.

А. ЗВЯГИНЦЕВ: Так вот. Но в результате, я Вам скажу, я с огромным удивлением для себя обнаружил, что в этом что-то есть. Вот в этом протоколе, в этом регламенте, в той обязательной программе, когда тебя некий человек идет чуть впереди тебя так, чтобы не попадать в камеру. Все это сделано профессионально, чтобы не попасть в камеру, в видео и т.д. И он вам подсказывает, когда остановиться, когда развернуться, когда развернуться снова. Когда повернуться к этой группе фотографов, когда к другой.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: А там стоит несколько групп фотографов?

А. ЗВЯГИНЦЕВ: А там ну по обоим берегам этой красной дорожки стоят куча фотографов, все в смокингах, и все в бабочках.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Давайте, разберем одну важную историю. Вот на наших фестивалях, я вспоминаю старый Кинотавр, участником которого был гостем, некоторые другие фестивали. Перед тем, как ступить на вот эту дорожку, там происходит такая, ну, такая малоаппетитная тусовка такая непонятная, когда кто за кем стоит. Понимаете, здесь же есть проблема. Все время надо подавать народ, это понятно, чтобы он выходил. А с другой стороны все это большие люди. И поэтому долго там они до дорожки толпиться не могут. Ну, мы люди простые. Поэтому мы там одуревшие от жары, стояли. А вот как это сделано на Каннском фестивале? До дорожки.

А. ЗВЯГИНЦЕВ: До дорожки группе… если мы сейчас говорим о конкурсном показе фильма, а это праздник фильма. И там присутствуют из звезд только, собственно говоря, группа. Члены жюри, которые попадают в зал последними по регламенту и группа. За группой закреплены несколько машин. И в эти машины по статусу рассаживаются люди. Т.е. в последней машине едут те, которые пойдут по дорожке первыми. Именно с тем, чтобы в той куче мале, когда все из машины вышли, то самое место, которое не обозревается камерами, понимаете. Такая бытовая сцена.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Подъезжает машина первая, сразу открывается…

А. ЗВЯГИНЦЕВ: Открываются двери. Выходит первая часть группы. Потом вторая машина подъезжает.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: С конца, да?

А. ЗВЯГИНЦЕВ: Начиная с конца.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Они ждут.

А. ЗВЯГИНЦЕВ: Они ждут последнюю машину. Седьмая наша машина была. Мы подъехали втроем…

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Открылась дверь и Вы вышли.

А. ЗВЯГИНЦЕВ: Вышли. И тут нам говорят: проходите, проходите.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: И Вы сразу пошли по дорожке.

А. ЗВЯГИНЦЕВ: Практически сразу пошли по дорожке.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: А, вот как сделано. И за Вами те ребята, которые стояли.

А. ЗВЯГИНЦЕВ: Да, а за нами уже те, которых прежде известили, что они идут на определенном расстоянии от нас. И как-то так вот. Нас разделили.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Безумно интересно. К сожалению…

А. ЗВЯГИНЦЕВ: На самом деле, я даже рассказываю Вам это подробнее, чем это на самом деле происходит. Ты понимаешь из их жестов, ты понимаешь, что тебе нужно идти, а кого-то еще с собой взять ты не можешь. Тебе говорят: нет, нет, только Вы, только Вы. А, ну, хорошо.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Просто Вы должны понять. Выв своем фильме, который еще мы не видели. Вы бездарно не отразили вот эту часть жизни. Т.е. Каннский фестиваль в фильм не попал. Я считаю, что это большая ошибка и сценариста и режиссера, не говоря уже о Лавроненко, который там чего-то мог сыграть. Поэтому придется рассказать. А вот смотрите, Вы прошли. Повернулись направо, повернулись налево. Вас сфотографировали, и Вы куда-то зашли. Вот что происходит там, куда зашли.

А. ЗВЯГИНЦЕВ: И мы поднимались на лестницу. Я еще не рассказал все. У Вас длинная передача?

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Есть, есть время.

А. ЗВЯГИНЦЕВ: Мы еще будем говорить сейчас до начала фильма…

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Давайте, давайте.

А. ЗВЯГИНЦЕВ: Как раз то, что мы со сценаристом и с режиссером не доделали, мы это сейчас и доделаем. Так вот. Вот главное, что я бы хотел сказать, мое изменение представления об этом произошло, когда поднялись по лестнице. Да, по лесенке ты поднимаешься, там есть небольшая площадка. Ты снова разворачиваешься другой частью фотографов. Тебя разворачивает этот же человек. Подсказывает нам: подойдите ближе друг к другу. Косте что-то там говорили, мне что-то говорили. Подсказывали, что делать. Ну, т.е. они ведут тебя. Эти люди ведут тебя. Развернитесь. Мы разворачиваемся. И далее, когда мы поднялись уже по последнему пролету, ну, не пролету, последним ступенькам, вышли на площадку главную, вышел из кинозала артистический директор фестиваля Тьери Фремо. Выходит и очень торжественно протягивает руку и так, знаете, так чинно и торжественно. И вот в этот момент я вдруг почувствовал. Странно, у меня было чувство, что это какое-то ритуальное действо. И вот именно, что это так строго регламентировано, и то что не позволяется прийти, в эту ситуацию попасть в другом облачении, это очень важный момент. Потому что я словил ощущение ритуального действа. И этот человек был просто жрецом, который приветствовал нас. И это, грубо говоря, вот вся эта ситуация, это ситуация праздника поклонения вот людям, которые сделали этот фильм. И они входят сейчас в храм, где будет жертвоприношение. Вот у меня было такое чувство. В особенности в финале, когда мы после фильма выходили, вставшие люди, аплодисменты, и такая сдержанная, такая торжественная, почти опять же ритуальное действо вот этих аплодисментов, которые длились тоже долго, но совершенно по-другому. Атмосфера была другая, чем в Венеции. Но столь же приподнятое, какое-то странное ощущение акции, понимаете, акта. Какого-то не бытового, лишенного бытовых черт. И вот когда мы вышли после фильма, и опять Тьери подошел, и опять…

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: После фильма.

А. ЗВЯГИНЦЕВ: После фильма. Так же в этом же месте…

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Поблагодарил, да.

А. ЗВЯГИНЦЕВ: Да, протянул руку и сказал какие-то слова на французском языке. Потом спросил, что он сказал. Сказал: прекрасно, все было прекрасно. И как-то так. И понимаете, вот мы с ним виделись до этого на одной вечеринке. Он совершенно другой человек, он очень активный такой, живой ироничный. А тут нельзя было этого поймать. И, причем за ним, заметьте, я видел, что он как бы служил свое служение. Вот то-то такое. Вот у меня такой опыт.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Напомню, это говорил Андрей Звягинцев, кинорежиссер фильма "Изгнание". Костя, это я обращаюсь к Косте Лавроненко. На Вас тоже это произвело это такое впечатление?

К. ЛАВРОНЕНКО: Ну, это невозможно не ощутить. Я думаю, каждый в какой-то степени это ощутил и почувствовал на себе, конечно. Это так и есть. Это такое мощное чувство, да, просто до прямо когда глаза у тебя расширяются, мурашки идут. Ну, Вы знаете, чем схожи Венеция и Канны, это то, что на самом деле, абсолютно на самом деле вот этот праздник, праздник кино, он происходит. Ты чувствуешь всем своим существом, что это не дежурные какие-то улыбочки. Или там вот мы сегодня, сейчас мы наделись, ну, отвернемся и фигу покажем. Нет. Это действительно серьезно. Я вспоминаю, как Андрея водили три дня в Венеции, тот же самый человек, Массимо, по-моему, звали, тот же самый служитель, он водил по всем интервью. Т.е. есть люди и там и там. И все так, если люди что-то говорят, то они говорят открыто…

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Подождите. Открыто или искренне?

К. ЛАВРОНЕНКО: Искренне, конечно, да. И они могут этого не делать.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Вот про это я и хотел поговорить…

К. ЛАВРОНЕНКО: Но я сейчас не о критике.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Да, да. Напоминаю, Андрей Звягинцев, Константин Лавроненко. Здесь Айрат пишет: "Может, и о кино поговорим?" Вместо чего? Вместо всякой… Дорогой Айрат, мы не будем сегодня говорить о кино. Не будем говорить о кино.

А. ЗВЯГИНЦЕВ: О кино не надо говорить, его надо смотреть.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Его надо посмотреть. Для меня задача в этой передаче, чтобы Вы увидели, какие бесконечно интересные люди пришли к нам, и чтобы Вы поняли, что они еще и кино умеют делать. Так что же это за кино они сделали? Так, может, еще и пойти вместо Сталоне, посмотреть чего-то там такое вот эксзистенциальное или такое вот. Пожалуйста. А про кино говорить не будем. Все, что про кино. Есть фильм. Скоро покажут. Пойдете, потратите деньги. Посмотрите кино.

А. ЗВЯГИНЦЕВ: Время. Потратите время.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Вот время еще.

А. ЗВЯГИНЦЕВ: Длинный фильм очень.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: А вот смотрите. Вы вот вошли в зал. Вы присутствуете при показе фильма?

А. ЗВЯГИНЦЕВ: Да. на протяжении всего просмотра мы сидим в зале на специально отведенных местах. И так происходит с каждой группой. Т.е. ежевечерне там торжество фильма. Фильма именно. И отдаются все почести этим людям, не важно, кто они.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: А эти места, они приподнятые как-то? Т.е. в чем задача, чтобы на Вас смотрели?

А. ЗВЯГИНЦЕВ: Это первый ряд партера, но не первого блока партера. Не первый ряд перед экраном и сценой.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: А второй после прохода.

А. ЗВЯГИНЦЕВ: После прохода, да. Ну, по сути, центральные места. Как раз система долго разрабатывалась…

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Лично для Вас.

А. ЗВЯГИНЦЕВ: ВИП, понимаете. ВИП места.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: А вот когда Вы сидите во время фильма, Вы, к Вам поворачиваются? Вы ловили на себе взгляды какие-то?

А. ЗВЯГИНЦЕВ: Нет, вовремя фильма, нет. Когда мы входим в зал, в зале объявляется, что вот сейчас входит в зал…

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Это они пришли, да?

А. ЗВЯГИНЦЕВ: Они пришли да. Публика вся встает. Это огромный зал.

К. ЛАВРОНЕНКО: Торжественно звучит голос…

А. ЗВЯГИНЦЕВ: Это зал Люмьера. С прекрасной проекцией. И звук. Там все прекрасно конечно. Это лучший зал, наверное, в мире. Я не знаю, может быть. Если там за техническое оборудование отвечает оператор, кинооператор, который снимал с Трюфо, понимаете да, насколько серьезно.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Да, это он на подработке, на полставки. Что там, перестаньте.

А. ЗВЯГИНЦЕВ: Может быть, так вот… Мы входим. Зал весь встает, и аплодирует, встречая публику. Живая цепь из служителей.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: По Вашему пути.

А. ЗВЯГИНЦЕВ: Капельдинеры, или каких назвать, стоят, взявшись за руки, по нашему пути. Путь достаточно недлинный. Буквально метров 10 мы проходим как бы от задних рядов, получается. Поворачиваем налево. И нас еще прежде предупредили, сказали, когда войдете, встаньте, дождитесь некоего внимания к себе, развернитесь… И там ходит человек, говорит: развернитесь, пора. Развернитесь к залу, который позади, а потом садитесь.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: А была там эта знаменитая вещь, как бывает в кинотеатрах. Женщина, покажите Ваш билет. Чего Вы тут сидите. Ой, Вы знаете, я перепутала ряд.

А. ЗВЯГИНЦЕВ: Кстати, хороший вопрос Вы задали. Билеты выдаются всем, в том числе, нам. Нам выдали. Я не был очевидцем этого, но я Вам расскажу следующую историю. байку. В 94-м году Квентин Тарантино подрался с охранником, потому что он его не пускал. Понимаете, насколько это серьезно. Т.е. вот соблюдение этой формы, которым обременяют каждого члена этого сообщества. Даже охранник, которому было строго настрого сказано, если человек не в смокинге, его пустить нельзя. Он говорит: это мой фильм, там сейчас идет мой фильм. Ну, такая байка ходит. Лавроненко, Лавроненко, где твой билет? Черт, я по-моему, в гостинице оставил. Я тебе говорил, говорил тебе возьми билет.

К. ЛАВРОНЕНКО: Нет, порывались к нам проверить билеты, но потом как-то…

А. ЗВЯГИНЦЕВ: Билеты продаются, но их, конечно, никто не проверяет. Хотя зря.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Мужчина! Где Ваш билет? Еще сморите, вот закончился фильм. Погас экран. Сразу идут аплодисменты, и что происходит после этого? Я имею в виду, вот аплодировали, и кто куда?

А. ЗВЯГИНЦЕВ: Отпалодировали, мы стоим, прощаемся опять же. Вся процедура – это вечное прощение.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: И вам. Улыбнись, улыбнись.

А. ЗВЯГИНЦЕВ: Да, мы поздравили друг друга. Да, кто-то там придумал регламент. кто где сидит. Кто рядом с кем.

К. ЛАВРОНЕНКО: Надписи, фамилия…

А. ЗВЯГИНЦЕВ: Лавроненко, здесь, значит, я сидел. Костя здесь, здесь была Мария, дальше продюсер, дальше там еще кто-то. В общем, всех рассадили строго по местам. Ну, в общем, мы поздравили друг друга, обнялись. пожали руки. И также торжественно уходим из зала.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Вы первый?

К. ЛАВРОНЕНКО: Нет, Андрей, и вот кажется, исчерпалось, когда мы поклонились туда, сюда, обнялись, ну, казалось вот чувство, ну, и, и… Спасибо и только… А директор: стоять, аплодисменты звучат. Такое ощущение, что ну все, хватит. Нет, не хватит.

А. ЗВЯГИНЦЕВ: Звучат аплодисменты.

К. ЛАВРОНЕНКО: Он нам руками говорит: нет, нет, нет. Подождите. Не торопитесь.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: А откуда взялся директор? Он сразу подходит к Вам. Да? Как заканчивается фильм.

А. ЗВЯГИНЦЕВ: Ну, он стоит в этом ряду. А этот ряд узкий. Там и камера, там и он. Он как-то рядом здесь обретается.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: А вот это, когда Вы знаете. фильм заканчивается, и надо же бежать, и вот это задние ряды, чтобы успеть в раздевалку. Там нет такого?

А. ЗВЯГИНЦЕВ: Нет, такого нет.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Не доглядели. Хорошо. Отаплодировали. Дальше. И Вы куда? И зрители куда? Вас пропускают? Или они сначала, а потом Вы?

А. ЗВЯГИНЦЕВ: Нас выпускают сначала. Выпускают группу. У нас было так, по-моему? Мы вышли, опять же я вот говорил Вам, что у выхода опять встретил директор…

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Вот эта процедура, где директор жал руки. И далее он выводит нас опять на эту же площадку, с которой мы начали знакомство с ним. Опять фотокамеры, и все, как пленка назад.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: А Вы идете дальше по дорожке, уходите, да?

К. ЛАВРОНЕНКО: Вниз.

А. ЗВЯГИНЦЕВ: Мы идем по дорожке. Нас продолжают приветствовать, фотографировать, там что-то выкрикивать. а мы идем вниз, подходим к машинам, садимся и уезжаем.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: И также уезжаете.

А. ЗВЯГИНЦЕВ: По-моему, даже и в том же порядке и уезжаем. Там есть люди, которые знают, где кого посадить. В принципе ты даже ничем не занят кроме того, что тебя водят. Повернись сюда, теперь повернись сюда, теперь пересядьте сюда, а теперь смотрите…

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: У нас одна минута осталась до новостей. Я. ребята, очень Вам благодарен за…

А. ЗВЯГИНЦЕВ: Как? Все?

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Нет, до новостей, до новостей. Нет, нет, нет…

А. ЗВЯГИНЦЕВ: У нас еще столько есть Вам рассказать.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Вы чего. Просто, знаете, это очень важно, то, что Вы рассказали, для понимания, вот то, о чем сказал Андрей Звягинцев, вот этого торжественного ритуала. И обратите внимание, как свита играет королей. И вот Вы короли, и Вас все играют. Это очень важная история, потому что всем понятно, Вы сделали фильм, который стал участником конкурсной программы Каннского фестиваля. Как же можно сказать, что Вы не короли. Понимаете.

А. ЗВЯГИНЦЕВ: Наверное, так.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Да, серьезная история. Друзья. Андрей Звягинцев известный кинорежиссер в данном случае фильма "Изгнание", участник конкурсной программы и Константин Лавроненко, актер, обладатель приза за лучшую мужскую роль, отхватил таки, участники нашей программы. Сейчас короткие новости. После этого, пожалуйста, присылайте Ваши вопросы на 7 985 970-45-45. Единственный вопрос, который я читать не буду: "Расскажите краткое содержание фильма". Ну, краткое можно. Там про любовь. Вообще это фильм про любовь. Стандартный фильм, только он чуть замедленный такой.

А. ЗВЯГИНЦЕВ: В рапиде.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: В рапиде, да. Первую часть… Ну, умное кино, как мы знаем, оно же всегда в рапиде. Замечательную Smsку прислал радиослушатель, которого зовут Долф. Он не был участником вот этого Вашего просмотра, но абсолютно точно предположил, высказал гениальную мысль, что, а это правда, что на премьерах половина зала видеопираты? Абсолютная правда. Они сидели, а все вокруг, в том числе и директор Каннского фестиваля, держал минидивишку трясущуюся для того, чтобы пиратские копии уже продавались. Вот присылайте такие вопросы. Они оживляют. Новости на "Эхе". И после этого продолжаем.

НОВОСТИ

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Продолжается программа "Своими глазами". Я хочу ответить разным людям, которые говорят мне: почему бы Вам, собственно, не поговорить о кино? Значит, каждый ведет передачу, как он считает нужным. Мне неинтересно со Звягинцевым говорить о его фильме. Я этого фильма не видел. Когда я куплю пиратскую копию, сделанную президентом Каннского фестиваля, или кем-то, когда я посмотрю, это будет предметный разговор. Потому что я не могу, чтобы режиссер, пришедший ко мне в гости, объяснял мне, чего он снял. Вы знаете, там вот особенно он расскажет, там есть потрясающий момент, когда камера вот так идет. И вдруг наезд. Вот этот знаменитый наезд.

А. ЗВЯГИНЦЕВ: Вы знаете, камера наезжает и едет дальше.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Да, человек падает. Едет дальше по человеку. Значит, мы этой ерундой заниматься не будем. А наоборот, для меня важно, интересно, чтобы Лавроненко, Константин и Звягинцев Андрей, как в пионерских лагерях, сначала говорят фамилию. потом имя, чтобы они рассказали про свое ощущение вот этого праздника уникальное. Потому что Тарантино не расскажет. Тарантино, он подонок, негодяй, он же дрался с охранником, понимаете, а эти наши культурные. Теперь перейдем к вопросам. Вот смотрите, Алекс Кан спрашивает: "Вы своими глазами видели различные международные и российские кинофестивали. Чем, по Вашему мнению, Каннский фестиваль отличается от прочих? По духу? Тщательности отбора фильмов? Может ли международное признание Вашего фильма в Каннах, пусть и гран при повлиять в лучшую сторону на его международную прокатную судьбу?" Вот чем отличается Каннский фестиваль не по уровню там картин, вот от наших, именно по духу. Это хороший вопрос.

А. ЗВЯГИНЦЕВ: По духу. Ну, в общем, трудно сказать чем, по сути, чем отличаются одни люди от других? Вот примерно этим же и отличаются. Дух, собственно говоря, и отличается национальными, собственно языком, ритмом, общением людей с людьми, уважением или тактом, деликатностью, восторженностью. Вот если Вы были в Европе, если Вы провели там неделю, две во Франции, в Париже, в Испании, еще где-нибудь, Вы поймете, о чем я говорю. Вот национальный дух, дух страны, вот он неотъемлем от того, что делает эта страна, мне так кажется. Это мое мнение. Мы такие. Таковы наши фестивали. Я сейчас не оцениваю, какие. А вот такие. Я понимаю, что я в родной стране, среди своих соотечественников, сограждан. И вижу от них тоже, наблюдаю то же, что я могу им дать. А здесь ты попадаешь совершенно в другую среду и ты понимаешь, что культура отношения к людям. Вы знаете, водитель, ты ступаешь на дорогу, и он останавливается. И там нет, никакой кризисной ситуации не возникает на дороге, одни других уважают. Это очень многое определяет в сознании. Здесь этого нет. Здесь нет этого уважения. Воитель полагает, что он сидит в автомобиле и значит, он главный и не видит человека, который напротив него, пытается перейти дорогу. Я не раз наблюдал эти сцены, сам был свидетелем. В Европе этого нет. Там люди с уважением относятся друг у другу. Это определяет очень многое.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Подождите. Андрей, вот это уже интересно. Если мы говорим об уважении в обществе, как это экстраполируется на фестиваль? Вы хотели сказать, что, например, там как-то к Вашему фильму относятся особенно, а здесь…

А. ЗВЯГИНЦЕВ: Я говорю не об отношении к фильму. Я, может быть, зашел не совсем туда. Соглашусь, что не прав. В том смысле, что я, у меня не было опыта российских фестивалей, это были только вот национальные премии, церемонии награждения национальных премий. Фестивали, я, может быть, был на одном или на двух. Довольно продолжительное время. Я говорю о том… О чем я говорю? Константин, помогите мне.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Да. Константин.

К. ЛАВРОНЕНКО: Я тоже нечасто посещаю фестиваль. И. может быть, тоже на одном из них был. Но у меня такое ощущение, я в хорошем смысле хочу сказать о том, что желание, мы все хотим праздника, это понятно. Мы все соскучились, и нам хочется радости, но вот это желание преобладает сейчас над реальностью, скажем так. Нам хочется, и мы хотим, мы хотим это показать. Вот он праздник. И мы как бы показываем, вместо того, чтобы испытывать его.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Интересное замечание.

К. ЛАВРОНЕНКО: Наверное, вот так. Вот то, что у нас происходит. Но я себя отсюда не убираю. Я сам, наверное, причисляю себя тоже…

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Вот говоря о празднике, вот я что понял, довольно важную вещь. И Вы это рассказывали довольно детально. Как этот праздник делали для Вас. Вы привезли фильм. Этот фильм был участником программы. И все делали для Вас праздник. И вот здесь Андрей задает вопрос. Опять же своими глазами Вы это видели. "А как проходит банкет в Каннах? "И вообще, что это такое? И есть ли там наша такая привычка. Я считаю правильная. Потому что народа много, блюд мало, там нужно рвануть к столу. Быстро набрать всего. И потом жадно есть. А потом уже ходить, слегка раздувшись, от съеденных продуктов и с бокалом. Обязательно нужен бокал. Кроме того, я знаю, что признаком хорошего тона, я это видел у одного нашего телеведущего, который некоторое время жил на Западе. он под бокал вина всегда кладет бумажную салфетку. Я не знаю, правильно это или нет, я стал тоже так делать. Но у меня плохо получается. У меня получается хорошо либо бокал держать, либо салфетку. А вот вместе пока я над этим работаю.

А. ЗВЯГИНЦЕВ: Ну, нужно делать то, что хорошо получается.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Да, так я же не могу выбрать, Андрей. Так вот про банкет. Как это происходит? Извините, еще важная история. Я спрашиваю про эти околокиношные дела, потому что Вы участники программы, и как-то к Вам должны проявлять бешенное внимание. Вот как это происходит? Все могут взять у Вас интервью? Они подходят, берут интервью, прямо когда Вы держите бутерброд. Вот что это такое?

А. ЗВЯГИНЦЕВ: Нет, это не так. У фильма появился дистрибьютор, французы, компания "Пирамида". Естественно на все время нашего пребывания на фестивале они обзавелись агентом по прессе, т.е. у нас был пресс-агент в лице аж чуть ли не троих персонажей. Один отвечал за русскую прессу, другой за французскую, третья барышня все это курировала и отвечала за мировую прессу. И все это четко, строго регламентировано. Каждый знает, где он встречается с нами, во сколько и т.д. Это было некое место, куда приходили журналисты. Это был пирс, уходящий в море. И на этом пирсе два дня, наверное, мы давали интервью. Конечно, во время банкета после конкурсного показа тоже случались такие моменты, когда подходил кто-то и задавал вопрос. Но это в обход агентов. Никаких бутербродов никто…

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: А смысл банкета? Это банкет по поводу фильма? По поводу Вашего показа? Или это общеканнский банкет?

А. ЗВЯГИНЦЕВ: Нет, это банкет по поводу нашего фильма, организованный и оплаченный нашей стороной. Продюсером Дмитрием Лесневским. Фестиваль такого на себя не берет. В конце фестиваля, после награждения всех, они уже устраивают банкет для всех победителей, участников, прессы, жюри и всех…

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: А что происходит там? Вот как Вы там сливались в экстазе? Вот выходили, и что происходит? Там же были все звезды…

А. ЗВЯГИНЦЕВ: Самая обыкновенная ситуация. Вот абсолютно такая же, как и здесь. Куча мала, все совместно в одном огромном ангаре подходят к шведскому столу, наливают вино или коньяк, берут какие-то розеточки с пищей. И, в общем, та, конечно, никто не наедается. И пища очень быстро кончается.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: А, а Вы говорите, что отличается от наших фестивалей, ничего не отличается.

А. ЗВЯГИНЦЕВ: Нет, в этом смысле абсолютно все одинаково. Люди везде одинаковы. И хотят везде одного и того же.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Но Костя же по Вашему заданию припрятал пару тарелок вот этих огромных в розеточками.

А. ЗВЯГИНЦЕВ: Да. Кости не было там.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Ах, не было. Да, к сожалению, Вы же уехали в Москву.

А. ЗВЯГИНЦЕВ: Мало того, мы сразу с Димой Лесневским договорились о том, что мы войдем туда, поприветствуем, два, три слова скажем некоторым людям присутствующим там. Мне нужно было поговорить с одним человеком, и увидеть еще кого-то своих. И уходим. Узким кругом садимся в ресторанчике и сидим и празднуем победу. Собственно говоря…

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Так и было, да?

А. ЗВЯГИНЦЕВ: Да. На банкете мы практически и не отметились. Ну, это не интересно. Это просто сидят жующие, пьющие люди. Мало друг друга знающие, мало знакомые, глазеют друг на друга. Кто-то подходит, просит сфотографироваться кто-то с кем-то знакомится, в общем, ничего нового, все то же самое.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Ну, теперь собственно давайте перейдем к кино, но не к Вашему фильму, а к Вашему киноощущению. Это тяжелая история, сделать, например, фильм какой-то, и получить высшую награду, в частности, вот Венецианского фестиваля, да, а в данном случае, вот Костя получил вот эту вот награду Каннского фестиваля. И после этого задаешь себе вопрос: а чего дальше? Дальше хотелось бы на этом же идейно высоком уровне, хочется как-то, понимаете, обязательно выйти там куда-то, чего-то такое. И это часто с людьми играет дурную шутку, как принято говорить. Насколько Вы устойчивы к подобным вещам? Потому что, конечно, с одной стороны, завидую Вам, а с другой стороны, не завидую.

А. ЗВЯГИНЦЕВ: Вы знаете, это вопрос, наверное, преждевременный. И даже я бы сказал не к нам. Ну, я имею в виду и не к Косте и не ко мне. Что случится, то и случится. Насколько стойкими мы окажемся, или нет, это покажет время.

К. ЛАВРОНЕНКО: Но нет страха. Как же быть теперь то.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: А насколько, Костя, к Вам изменилось отношение окружающих?

К. ЛАВРОНЕНКО: Не знаю. Меня поздравляют пока, пока я только это слышу. Но я слышу такие искренние слова. Ну, я не думаю, что я ошибаюсь. Я слышу искренние поздравления. И почему-то все говорят, что это справедливо. Хотя я в ответ говорю, что любой человек, кто получает, это справедливо. Ну, так случилось. Андрей называет это лотереей. Жюри принимает решение, это же не зависит ни от кого, только…

А. ЗВЯГИНЦЕВ: Только от этих членов жюри.

К. ЛАВРОНЕНКО: Конечно, конечно. Но как можно сказать, этот человек сыграл лучше, а этот… Ты живешь лучше, а ты живешь хуже. Ты чувствуешь лучше. Т.е. это же все достаточно условно, хотя и престижно, и приятно. Но только как рассматривать, как топливо для движения дальнейшего в ракету, чтобы она вышла дальше, только в этом смысле.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Хорошо. Я хочу теперь спросить о кино. Но как бы по касательной. Например, если взять кинематографию Тарковского, то мы с Вами смело можем сказать, что он снимал разные фильмы, но все фильмы снимал как бы про одно.

А. ЗВЯГИНЦЕВ: Один фильм. Можно так сказать.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Один фильм. И вот я так понимаю, что Вы тоже такой человек, все снимаете про одно и то же, только с разных сторон. Ну, немного пока о фильме, но, тем не менее. По кадрам каким-то, по отзывам, Ваш фильм уже описан в интернете, что там происходит. Какие-то куски. О чем Вы вообще снимаете? Какая главная идея Ваша?

А. ЗВЯГИНЦЕВ: Главная идея. Вот Вы знаете, когда наше государство озадачилось тем, что у России нет русской идеи, и все стали ее искать, на политическом уровне что ли, идеологическом, скажем так. По-моему, пока ее не отыскали и вряд ли отыщут. Потому что это будет все от ума. Мне кажется, что идея – это не формулируемое что-то. Это что-то такое, что тебя куда-то ведет. Когда мне задают вопрос, каким образом, почему именно этот сценарий, почему этот фильм, о чем он, я никогда не могу сформулировать ответ на этот вопрос. Я и бегу его не только потому, что не могу сформулировать, а еще и подругой причине. По той причине, что хотелось бы, чтобы зритель сам увидел фильм и интерпретировал его по-своему. Я не хочу отнимать у него его право интерпретации. Что касается идеи я не могу ее сформулировать, потому что это что-то, что ведет тебя к этому сценарию. Ты ищешь историю, читаешь одну, другую, третью, и вдруг наталкиваешься на вещь, с которой у тебя происходит созвучие. На каком-то почти химическом уровне. Не интеллектуально. Ты не взвешиваешь за и против. Это надо сделать следующим шагом, потому что это, нет, ты просто чувствуешь смычку с этим материалом, такой шар образуется. И этот шар, это вот давление внутреннее давление сопричастности с этим материалом и жаждой его реализовать, это и есть идея, которая не вербализируется. Она является чем-то большим, чем просто вербализация. Конечно же, мы обсуждаем, мы говорим о чем это, куда мы движемся, чего мы хотим. В узком кругу, в кругу единомышленников, в кругу людей, с которыми я работаю. Но и это даже не все те слова, не все те точные слова, которые можно было определить то, о чем Вы спрашиваете. О чем. Какая главная идея. Есть какие-то такие подтемы, которые можно было бы озвучить. О том, что человек всегда находится в состоянии выбора. И не слова, которые он произносит, определяют его сознание определяется не словами, которые он говорит, не словами, которыми он клянется, заверяет кого-то в чем-то. А поступок, только человеческий поступок определяет все. Сознание человека говорит, молчаливо говорит через его поступки. Он совершает поступок, это значит, он выбрал самого себя. Выбрал самого себя, значит, он раскрыл, обнаружил нам свое сознание. Можно скрываться, мимикрировать сколько угодно, но когда ты оказываешься перед выбором и совершаешь свой жест, этот жест виден и очевиден всем. Можно оправдываться, можно объяснять это чем угодно.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Человеку свойственно делать решительные поступки? Или он старается убежать от выбора?

А. ЗВЯГИНЦЕВ: Человек старается убежать от выбора. Человек старается убежать от поступка, мне кажется. И когда это ему удается, он так и делает. Но бывают ситуации, когда ему просто необходимо сделать этот выбор. И тогда он со всей ясностью понимает, кто он такой. Потому что сознание в человеке, оно вдруг оживает, и ему самому говорит: ты это. Потому что ты сделал это. Это одна из тем, которые меня интересуют и волнуют. И которые были сформулированы еще давно. Еще до возвращения я просто для себя открыл это, что сколько человек не говорит о любви, сколько он не клянется в ней. сколько он не гладит по головке тех, кого он любит, в тот момент, когда есть выбор, совершить ли жертву, отказаться от чего-то для себя любимого, важного и дорогого, в этот момент и определяется. Что значили твои слова.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Я читал в прессе, что Вы довольно специфически работаете с актерами. И…

А. ЗВЯГИНЦЕВ: Вот видите, это дало свой результат.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Да, это дало свой результат. И я хочу спросить Костю. Ну, еще раз, я спрашиваю победителя, заметьте, человека, который получил главный приз. Как Вам кажется. Костя. Вы сыграли то, что ну я условно говорю, просил Вас сыграть Звягинцев, или Вы сыграли свою историю, которую просто Звягинцев просто делегировал Вам играть? Потому что насколько я помню Ваше интервью. Вы говорите, что Вы не заставляете актеров быть проводниками своих идей. У Вас какая-то своя система работы с актерами. Вы свои играли, или то, что Звягинцев поручил?

К. ЛАВРОНЕНКО: Вы знаете, здесь какой-то контакт. Как может человек…

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Ответьте, как понимаете.

К. ЛАВРОНЕНКО: У каждого свой путь, но тем и прекрасно, что в какой-то период жизни ты находишь, или находится несколько человек, которые вдруг понимают, что они дышат одинаково, думают, и что наличие вопросов и поиск на них ответов, дает им силу двигаться. И они двигаются, ну, скажем так, идут вместе с одной связке.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Андрей, а почему Вы из фильма в фильм, правда, их не так уж было много, почему Вы Лавроненко водите за собой? Он что выражает? Вот я сейчас смотрю на него. Обаятельное русское лицо, хорошо молчит…

А. ЗВЯГИНЦЕВ: Вот. Вот. Хорошо молчит. Прекрасно молчит.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Точно молчит.

К. ЛАВРОНЕНКО: Не любит говорить этот артист. И вообще он не играет. Я смотрю, думаю, как ему дали? Ходит, молчит, насупленный, опускает все время глаза. Нельзя так играть. Нельзя так играть. Вот кто актеры придут, пусть посмотрят. И поймут, что вот так играть действительно нельзя.

А. ЗВЯГИНЦЕВ: Нет, почему Костю Лавроненко. Ну, Вы почти угадали. Очень правильный образ употребили. Хорошо молчит. Однажды я пришел в театр Клима, в Москве был такой театр. Это был 91, 92-й год. Был спектакль по Гоголю. Хлестаков. Но такой довольно своеобразный спектакль. Совсем не похожий не на Гоголя, ни на Хлестакова. Это была такая импровизация, удивительная придуманная, грандиозная. Все персонажи выучили текст весь от первого слова до последнего гоголевский. И произносили реплики только из этого массива. Из этого текста, произвольные. Это могли быть женские реплики, мужские, но всякий, кто знал эту пьесу, понимал, что это текст оттуда. И вот я попал на этот спектакль и увидел Костю там. Это было в 92-м году. И спустя 10 лет только, когда взялся фильм "Возвращение", я вспомнил о нем. Такое сильное впечатление он произвел на меня тогда. Я увидел человека, который вышел, сел и сидел. Просто сидел и молчал. Поднимал голову, смотрел на кого-то беседующего. И я понимал, что он сидит и ждет. Вот сказать какую-нибудь реплику из этого текста Гоголя, или не сказать. Ну, в принципе сейчас можно сказать, а можно и не говорить ее. Зачем я буду говорить? А, лучше я промолчу. В конце концов, он просто в какой-то момент встал и ушел. И это было настолько необычно для актера, для его … Актеру нужно же сыграть, нужно выйти на сцену и показать всем, что как бы как я эмоционален, как я выразителен.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Что диплом есть.

А. ЗВЯГИНЦЕВ: А тут отказ от выразительности. Отказ от излишних энергий. А только то, что есть. Меня это очень подкупило. Потому что я тоже в этом же направлении смотрел. Мне казалось, что это правильно. Вот такой метод актерской игры что ли.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Я вот. Уважаемые радиослушатели, все говорил об этом, и спрашивал о разном для того, чтобы Вы по радио полюбили этих людей. Потому что любая реклама, сколько бы она не кричала, вот посмотрите, фильм лауреат, он получил, так далее. Ведь что такое популярность? Как сказала Земфира замечательно, она сказала фразу: что такое популярность? Популярность – это просто, она сказала, совпадение твоей точки зрения с точкой зрения аудитории. И что-то популярно более или менее, потому что оно совпадает, как камертон. Мнения, оценки. Вот Вы не слушаете рекламу. Вот тот, кто кому близко, кого обаяли эти два человека, пойдите и посмотрите фильм. Потому что все, что Вы увидите в фильме, это производная того, что они говорили. Вот они не говорили о кино. Они рассказывали, как их встречали в Каннах. Вот как они это рассказывали, такой и фильм. Если они, на Ваш взгляд, интересно вот это рассказывали, то, значит, и фильм они сделали интересный. А почему они могли сделать неинтересный фильм? Фильм там про что-то, там любит, не любит, умирает, кто-то живет. Не имеет значения. Там другая история. Ну, просто надо пойти и посмотреть это кино. Потому что ж Европа оценила. Я Вам желаю успеха…

А. ЗВЯГИНЦЕВ: И больше того я Вам скажу, если есть еще у нас время, я сегодня с удивлением обнаружил, что, оказывается, это первый русский актер, получивший Пальмовую ветвь в Канне за всю историю Каннского фестиваля.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: И не важно, что директор фестиваля, как обычно, продала двойной комплект билетов, нажившись на этом. Это не умоляет триумф российского фильма и российских участников. Успеха Вам, мои дорогие, и чтобы все у Вас было хорошо. Давайте снимайте какое-то третье кино. Я не задал знаменитый вопрос, Ваши творческие планы. Потому что я возражаю, чтобы в меня кидали помидоры. Это невозможно. Андрей Звягинцев, кинорежиссер, и Константин Лавроненко, обладатель приза за лучшую мужскую роль. Статуэтка, как он сказал.

К. ЛАВРОНЕНКО: Я ничего не сказал. Пальмовая веточка маленькая.

А. ЗВЯГИНЦЕВ: Веточка пальмовая маленькая золотая.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: Видите, этот фестиваль даже не мог сделать в духе нашего замечательного грузинского скульптора что-нибудь такое огромное, чтобы они…

К. ЛАВРОНЕНКО: Банановое дерево.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ: (Смех). Банановое дерево. Совершенно верно. Успеха Вам, счастья и снимайте кино. А Вы, уважаемые радиослушатели, пожалуйста, идите и его смотрите. Вел программу Матвей Ганапольский. До свидания.